ЗЛАТИН (Могилев)
Добавлено: 02 май 2012, 18:55
Моего деда по материнской линии звали Михаил Александрович (Моисей Сендерович) Златин, родился он в 1891-м году в Могилеве.
Дед и бабушка, Анна Ильинична Рубинштейн, познакомились и поженились в начале 20-х и жили до войны в Смоленске. Чем он занимался и где учился до того, я не знаю. Вроде помнится мне из бабушкиных рассказов, что участвовал он в Гражданской войне, но я не уверен, что помню точно. Дед, как и бабушка, по образованию был дантистом, но работал не зубным врачом, а протезистом (это считалось чуть более высокой квалификацией). Кроме того, он с конца 20-х годов, а, может, даже несколько раньше, работал в Смоленском облздравотделе, организовывал сеть стоматологических поликлиник в городах и поселках области. Какое-то время, видимо, в начале 30-х, работал коммерческим директором Торгсина. В конце тридцатых он дважды ездил на Дальний Восток, работал там тоже в сфере организации здравоохранения, но вернулся в Смоленск после того, как арестовали его начальника, с которым они очень дружили, и дед опасался, что его тоже арестуют. Опасался не напрасно, потом стало известно, что за ним приходили для ареста через пару часов после того, как он уехал из дома на вокзал.
В начале войны деда послали в командировку в Демидов. Этот город был к северу от Смоленска, и бабушка думала, что там дедушка даже в большей безопасности, чем она с дочкой в Смоленске. Но немцы высадили там десант и захватили этот город раньше, чем Смоленск. Потом, когда уже и Смоленск был оккупирован, дед вернулся туда (видимо, хотел найти бабушку и маму – он ничего не знал о их судьбе, а они успели покинуть Смоленск в самые последние часы), попал там в гетто и погиб, скорее всего, в июле 1942-го года (15 июля 1942 г. все жители гетто были расстреляны за городом).
Про семью (родителей и братьев) деда я до начала своих генеалогических разысканий знал очень мало, да и сейчас знаю не очень-то много. Дело в том, что бабушка моя, безумно любившая своего мужа и восхищавшаяся им во всех его проявлениях, к семье его (он был сыном рабочего) относилась несколько свысока, считая их недостаточно интеллигентными. Так что и отношений особо с ними не поддерживала. Другое дело, что уже потом, в 50-е годы и позднее, у моих родителей сложились очень теплые отношения с вдовой дедова брата Менделя Гитой и ее дочерью, маминой двоюродной сестрой Инной, чудесной женщиной, которая стала для нашей семьи самой близкой и родной из всех наших родственников. А до того, повторяю, бабушка моя не особенно интересовалась дедушкиной родней и даже имя дедушкиной мамы не помнила – в 1990-м она заполняла свидетельский лист на деда для Яд ва-Шем, и написала, что его мать звали Лея, хотя теперь я знаю, что это не так.
Документов и фотографий деда не сохранилось - в первые дни июля во время бомбежки Смоленска в их дом попала бомба, и дом сгорел вместе со всеми вещами и документами. Сохранилась только одна маленькая фотография. Она была вклеена в мамин дневник, который мама (ей было тогда неполных 15 лет) взяла с собой в деревню, куда ее отправили на несколько дней пожить в семье их домработницы - и как раз в эти дни и была та бомбежка.
Дед и бабушка, Анна Ильинична Рубинштейн, познакомились и поженились в начале 20-х и жили до войны в Смоленске. Чем он занимался и где учился до того, я не знаю. Вроде помнится мне из бабушкиных рассказов, что участвовал он в Гражданской войне, но я не уверен, что помню точно. Дед, как и бабушка, по образованию был дантистом, но работал не зубным врачом, а протезистом (это считалось чуть более высокой квалификацией). Кроме того, он с конца 20-х годов, а, может, даже несколько раньше, работал в Смоленском облздравотделе, организовывал сеть стоматологических поликлиник в городах и поселках области. Какое-то время, видимо, в начале 30-х, работал коммерческим директором Торгсина. В конце тридцатых он дважды ездил на Дальний Восток, работал там тоже в сфере организации здравоохранения, но вернулся в Смоленск после того, как арестовали его начальника, с которым они очень дружили, и дед опасался, что его тоже арестуют. Опасался не напрасно, потом стало известно, что за ним приходили для ареста через пару часов после того, как он уехал из дома на вокзал.
В начале войны деда послали в командировку в Демидов. Этот город был к северу от Смоленска, и бабушка думала, что там дедушка даже в большей безопасности, чем она с дочкой в Смоленске. Но немцы высадили там десант и захватили этот город раньше, чем Смоленск. Потом, когда уже и Смоленск был оккупирован, дед вернулся туда (видимо, хотел найти бабушку и маму – он ничего не знал о их судьбе, а они успели покинуть Смоленск в самые последние часы), попал там в гетто и погиб, скорее всего, в июле 1942-го года (15 июля 1942 г. все жители гетто были расстреляны за городом).
Про семью (родителей и братьев) деда я до начала своих генеалогических разысканий знал очень мало, да и сейчас знаю не очень-то много. Дело в том, что бабушка моя, безумно любившая своего мужа и восхищавшаяся им во всех его проявлениях, к семье его (он был сыном рабочего) относилась несколько свысока, считая их недостаточно интеллигентными. Так что и отношений особо с ними не поддерживала. Другое дело, что уже потом, в 50-е годы и позднее, у моих родителей сложились очень теплые отношения с вдовой дедова брата Менделя Гитой и ее дочерью, маминой двоюродной сестрой Инной, чудесной женщиной, которая стала для нашей семьи самой близкой и родной из всех наших родственников. А до того, повторяю, бабушка моя не особенно интересовалась дедушкиной родней и даже имя дедушкиной мамы не помнила – в 1990-м она заполняла свидетельский лист на деда для Яд ва-Шем, и написала, что его мать звали Лея, хотя теперь я знаю, что это не так.
Документов и фотографий деда не сохранилось - в первые дни июля во время бомбежки Смоленска в их дом попала бомба, и дом сгорел вместе со всеми вещами и документами. Сохранилась только одна маленькая фотография. Она была вклеена в мамин дневник, который мама (ей было тогда неполных 15 лет) взяла с собой в деревню, куда ее отправили на несколько дней пожить в семье их домработницы - и как раз в эти дни и была та бомбежка.