Людмила Федоровна, спасибо за ваше сообщение на фейсбуке и догромное спасибо за ваши исследования.
Семья моей мамы, Гоникберги, была в послевоенные годы династией ученых-химиков, но что было то того - про это практически запрещено было говорить, как будто и не было никакой предыстории. Дед-профессор был сердечник, как-то странно для нас, непосвященных, сочетавший гордость фронтовика-ветерана и святую дружбу с однополчанами с паническим страхом перед КГБ и репрессиями. Его и погубил инфаркт после того, как его уже в хрущевские годы по недоразумению арестовали и унизили. "Ради вас, глупых, от вас же скрываю" - был его ответ на вопросы о предках и родне. Мама раз подглядела в его полузаполненной анкете, что у деда был дядя за границей, но он приказал дочке забыть увиденное.
Но про Ямал-то я слыхал с детства. Семейная легенда была, что прадед, Герц Ильич Гоникберг, был одним из трех братьев-революционеров. Двое погибли при Сталине, а третий пропал без вести на Ямале. Тоже попал в опалу, но не сел, а с понижением отправили заведовать какой-то факторией, а потом просто письма перестали приходить. Бабушка объясняла, что брат ее свекра знал эти края еще со времени царской ссылки, и вряд ли бы просто так пропал. Мама сделала вывод, что это и был дядя, попавший за границу, что может, по Севморпути уплыл...
Но взялся за поиски я гораздо позже, когда и мамы уже не было в живых. Тут, наверное, подходящий момент рассказать о себе. Я бывший москвич и выпускник химфака МГУ, а сейчас живу в Солт-Лейк-Сити и занимаюсь медицинской генетикой. Моя мама, хоть была, как все наши Гоникберги, тоже химик, но реально занималась ДНК, а другая бабушка работала в Институте Этнографии. С детства зачитывался ее книгами и журналами, и уже тогда начинала делать первые шаги молекулярная антропология, и я мечтал, что научусь химическим методам исследования прошлого народов Земли. Собственно, во многом именно этим сейчас и занимаюсь. Мой учитель в Солт-Лейк-Сити делал кандидатскую по церковным метрическим книгам в долине Пармы, потом работал с племенами пигмеев в Конго, но мир "стал меньше" за эти десятилетия, и, хотя я исследовал медицинские наследственные загадки иммигрантских семей с экзотическими корнями от Люксембурга до Филиппин, но все мои "путешествия" в этих поисках были чисто виртуальные, в Интернете.
В последние годы, однако, я увлекся и собственными корнями, и вот тут приходится поездить по свету. Кстати, в прошлом году по этому поводу побывал и в Западной Сибири - в Тюмени и Тобольске. Но в Салехарде ни разу не был, хотя в молодости часто бывал на Лабытнангской ветке как заядлый лыжник-походник. Еще одно странное совпадение - и эту ветку, и, кажется, "Мертвую Дорогу" за Салехардом проектировал другой, более дальний родственник из той же семьи - Абрам Вольфович Гоникберг. В 1936 г. он был назначен замначальника экспедиции Лентранспроекта, поселился в заброшеном ныне поселке Абезь, где тогда в навигацию разгружали стройматериалы и зеков. В автобиографии он не хвастался никак об этих смертоносных стройках, просто писал, "по долгу работы мне приходилось подолгу жить в самых разных регионах", и что в том числе он был главным проектировщиком линии Коноша-Воркута и ее веток. Абрам Вольфович Гоникберг умер в 1956 году, 45-летним; потомки как-то обходят стороной, что с ним стало, но, кажется, разочарование в жизни было истинной причиной его ухода.
Но вернемся к Салехардским эпизодам жизни Иосифа Ильича Гоникберга. Сразу отмечу, что практически все свои архивно-исторические открытия я публикую на профильном форуме (
viewtopic.php?f=20&t=4931). Истории это очень интересные, и, как водится, бесконечные, поэтому я только в общих чертах и только по самым основным эпиходам тут напишу. За подробностями всегда можно обратиться в форумную тему...
Все три брата Гоникберга из нашей семейной легенды выучились на фармацевтов (химия была семейной профессией), всем это дало и кусок хлеба, и возможность жить повсеместно в России, без ограничений еврейской Черты Оседлости. И уж скитались они по стране без остановки. Все трое рано увлеклись профдвижением, революционной литературой, а затем и вступили в революционные партии. Иосиф арестовывался в Симбирске, в Баку, но по настоящему попал под судебно-полицейскую машину в 1906 в Киеве, где он с братьями был в руководстве совместного Военно-Революционного Комитета РСДРП и ПСР, и готовил вооруженное восстание с мятежом воинских частей. У меня есть и протоколы "наружки", и материалы следствия из архива Охранки (бывший ЦГАОР). Мой прадед за малолетством смог избежать ссылки, а вот Иосиф и его подруга Софья были сосланы в Сургутский уезд для водворения в разные села. Но фармацевты были всюду позарез нужны, и Иосиф был готов работать без оплаты в Губернской больнице, так что довольно скоро им разрешили переселиться в Тобольск. В тот период-то он и отработал одно лето фельдшером в Обдорске, как я уже писал ( в июле 1908 года Гоникберга посылают фельдшером к купцу Карпову в Обдорск, в распоряжение Обдорской Инородской Управы. В октябре 1908 его разрешают переводворить в Тюмень). Официальная переписка по его ссылке - в Тобольском архиве, а личные письма, какие смогла перехватить Охранка - в б. ЦГАОР. Уже в Тюмени Иосиф снова попался на революционной работе и был сослан еще дальше в глушь, уже на казеный счет, поскольку больше ему зарабатывать аптекарем не разрешали. Тоже много интереснейших подробностей в переписке, но это уже не по Салехарду.
Отбыв срок, Иосиф вернулся ненадолго в Киев, но вскоре нашел работу по специальности в Питере и прожил там до 1934 года. Там он и женился на своей Софье. Там же он вместе с братьями переквалифицировался с аптекарского на издательское дело; какое-то время был и депутатом Петросовета. В конце 1933-го попал под опалу; тогда еще старых большевиков не расстреливали, как в 37-м, но что конкретно с Иосифом Ильичом случилось, этого я до сих пор не знаю. Но его действительно "направили на новую работу по старой культурной линии" и в феврале 1934 года он прибыл заведовать - не факторией, а культбазой в Яр-Сале. Культбаза была организована в 1932-м, до того ей управлял тов. Шмырев, там должны были быть интернат, музей, больница, но ничего не было толком достроено; у меня на руках подробные отчеты, которые Гоникберг писал в центр. То дрова не завезли, то уходит единственный работник, знающий ненецкий ... тридцать три несчастья. В 1934-м Шмырев не хотел выезжать с базы до навигации, выбил на то разрешение Комитета Севера, и на остаток зимы 54х-летний Гоникберг был мобилизован парторгом в стадах Кутельюганского оленсовхоза на время весенних касланий и отела. После окончания отела и производства прививок Гоникберг в конце июня 1934 г. вернулся в Обдорск, и уже в августе по передаточному акту принял культбазу, где и провел 3 года (после 1935-го - под руководством Броднева, нового заведующего культбазой) - а затем "исчез". Что его арестовали и как его пытали в окротделе НКВД в Салехарде - об этом мы уже узнаем только из воспоминаний Броднева. Со слов Броднева мы знаем и о последних минутах жизни И.И. Гоникберга. Милиционер Шишкин и начальник Обдорской (Салехардской) тюрьмы Зотов забили его ногами до смерти на глазах других подследственных, когда старый революционер назвал их палачами и негодяями. Начальник окротдела Божданкевич уничтожил дело арестанта, и так Гоникберг оказался "исчезнувшим".
Броднев позже писал, что Божданкевича расстреляли за произвол и убийство на допросе (дело Гоникберга). Это не совсем точно - по этому приговору А.И. Божданкевич получил 5 лет в 1939-м, и почти немедленно вышел на свободу по амнистии. Но в 1940-м Божданкевич был арестован повторно, осужден уже по ст.193-17б УК РСФСР (фальсификация дел), и тогда расстрелян. С.Р. Шишкин, глава райотдела НКВД в Ямало-Ненецком округе Омской области, тогда же в 1939 г. был отдан под суд за участие в пыточном следствии, присвоение личных вещей расстрелянных, скрытие смертей заключённых от избиений, участие в расстрелах в пьяном виде, но отделался совсем коротким сроком. А.П. Зотов получил 5 лет, но не за это - уже в марте 1941-то, будучи парторгом Новосибирского УНКВД, он попался на расхищении партвзносов. Их дела просматривал белорусский историк И.Н. Кузнецов для своей диссертации, но, когда я ему написал, то он возущенно ответил, что никогда ничего такого не писал и чтобы я впредь больше ему не писал
Так что о гибели Гоникберга я ничего из официальных источников не смог выведать; просто был человек и пропал. Только благодаря Бродневу мы и знаем...